с небес на землю

Кристина Спайнс

Участие в эпическом фильме «Семь лет в Тибете» стало личной и творческой вершиной Брэда Питта. Но придется спуститься с небес на землю, чтобы узнать побольше о человеке, которого называют «самым сексуальным мужчиной на свете».

Питт в зеленых армейских ботинках меряет быстрыми шагами тюремный двор времен второй мировой войны. Он то и дело поглядывает на колючую проволоку, которой обнесена территория. Заканчивается третий месяц съемок истории об австрийском альпинисте Генрихе Харрере, которого разразившаяся война застигла в гималайской экспедиции, и он был взят в плен англичанами. Фильм основан на знаменитых воспоминаниях Харрера, где он рассказал о том, как сбежал от англичан и укрылся в Тибете. «Семь лет в Тибете» - это серьезная эпическая картина, но ей потребовался голливудский блеск Брэда Пита, чтобы рассчитывать на коммерческий успех. Проект достаточно авантюрный даже для такого режиссера, как Жан-Жак Анно, попробовавшего себя во всех жанрах, от эротической драмы («Любовник») до исторического детектива («Имя Розы»).

Питт застывает, уставившись на колючую проволоку. Чтобы сыграть эту сцену, он должен испытать настоящую боль, а для этого ее надо реально почувствовать. Похоже, он собирается броситься на стену из колючей проволоки. Вообще-то в этой сцене от актера требуется только печаль, но если Питт предпочитает библейское отчаяние, никто не возражает.

Его личный гример сует ему пакетики с «кровью».«Это эмоциональная сцена! – объясняет в мегафон ассистент режиссера. – На площадке остаются только те, без кого нельзя обойтись».

Анно командует «Мотор!». Питт разбегается и бросается на острые шипы, падает, потом поднимается и снова кидается на ограждение. В этом самоистязании есть что-то от истовости кающегося грешника. Анно разрезает пальцами воздух – «Снято!» - показывая оператору, что можно остановить камеру. Питт понимается, мокрый до нитки. Техсостав аплодирует, что можно истолковать как вынужденное признание того, что этот парень, пожалуй, вкалывает не меньше, чем они.

Стуча зубами от холода, Питт идет к монитору, чтобы увидеть повтор, В последнем дубле, когда он упал на землю, он выпал из кадра. По лицу актера пробегает тень разочарования. Он хочет сделать еще один дубль, но уже слишком темно, и все умирают от голода.

Как ни странно, его бешеная энергия через минуту испаряется. Питт не из тех актеров, которые во время съемок живут только чувствами своих героев. Он говорит, что скучает по семье, но, судя по его ухмылке, у него и здесь есть все для полного счастья: печенье Oreos и сигареты Camel.

Питт доволен возможностью сыграть точную копию и далеко не простую роль. «Мне кажется, этот фильм много значит для Брэда, - говорит Анно. – Зрители привыкли считать его смазливым тинейджером. А он хочет уважения».

После ужина Питт готов к последней съемке дня. В этой сцене его герой, совершив побег, несется в темноте под пулями охранников через поросший низким кустарником пустырь. Пробежка Питта скорее похожа на танец.

«Эй, Джей-Джей! – кричит он Анно с улыбкой, словно радуясь, что по нему стреляют не боевыми. – Куда мне падать?»

Спустя пять месяцев после окончания съемок «Семи лет в Тибете» Брэд Питт философствует о теме фильма – человеческом страдании. В последнее время эта тема стала ему близка. Видно, что он устал, недосыпает, под глазами синяки. Он работает ночами, по четырнадцать часов в сутки.

Весь в черном, Питт появляется на площадке с термосом кофе, сладким батончиком и двумя пачками сигарет – запасы должны скрасить ему предстоящий длинный разговор. Он залезает с ногами в старое потертое кресло. Поначалу он немногословен и отрешен и, кажется, не расположен к разговору.

«Мы все обречены. Я курю сигарету за сигаретой, - говорит он, гася окурок в недопитом кофе, - а мой отец сейчас лежит в больнице». Три дня назад, когда родители прилетели к Питту из Миссури, у отца начались боли в грудной клетке, и его отвезли в клинику. Врачи поставили диагноз – «сердечная аритмия» и назначили несколько обследований.

Сердце Питта-младшего всегда принадлежало семье. Принадлежало до декабря 1996 года, когда он сделал предложение Гвинет Пэлтроу. Формула проста: не оставляй родной дом, пока не обзаведешься своим собственным.

А потом его счастливая жизнь закончилась. Во-первых, оказалось, что автор книги «Семь лет в Тибете» добровольно стал эсэсовцем в 1938 году. Потом последовал неожиданный разрыв с Пэлтроу и бесконечные сплетни в газетах о его неверности. И, в конце концов, журнал Playgirl опубликовал двухлетней давности фотографии папарацци, на которых Питт и Пэлтроу загорают обнаженными на балконе отеля.

«В последнее время моя жизнь свелась к улаживанию неприятностей, - говорит Питт. – Не успел разобрать один завал, как надо разбирать другой, а в перерыве на несколько минут заскочить на съемочную площадку. За пять месяцев у меня было пять судебных разбирательств».

Жесткий этический кодекс во многом объясняет его экранное обаяние. Питт приехал в Голливуд с наивным убеждением, что если по-настоящему вкалывать, то можно всего добиться. Поначалу этот план в целом себя оправдывал. И вот в свои тридцать три года суперзвезда познает горечь зрелости, которая пришла с осознанием того, что личные отношения не бывают гладкими и что близкие люди когда-то уходят.

Когда Питт был маленьким, он часто убегал в свой собственный мир – в лес за домом на окраине Спрингфилда, штат Миссури. Его родители много работали (мать – школьным консультантом, отец – в управлении по грузовым перевозкам) и обеспечивали Брэда и его брата с сестрой практически всем необходимым. Он до сих пор вспоминает Миссури как землю обетованную и сердится, когда ему говорят, что он просто романтизирует свое прошлое. Питт рос правильным ребенком: пел в хоре баптистской церкви, заседал в школьном совете, а в Университете Миссури выбрал для специализации журналистику. Но ничто не захватывало его так, как кино.

«В кино я ходил один. Помню свой «обезьяний марафон»: все пять фильмов серии «Планета обезьян», один за другим, в течение дня. Мама дала мне с собой ланч. Мой сэндвич с арахисовым маслом и вареньем расплющился о спинку стула».

За две недели до выпуска Питт погрузил вещи в свой «ниссан» и уехал из университета. Это был радикальный шаг: «В местах, где я вырос, профессии актера просто не существовало, - объясняет Питт. – Но я мог рискнуть, потому что у меня был хороший тыл. Мне было на кого опереться. Родители мне всегда говорили: «Поступай, как считаешь нужным. Тебе всегда есть куда вернуться».

«За какую только работу Брэд ни брался, чтобы заплатить за обучение… Торговал сигаретами, помогал писать мыльные оперы, - вспоминает Ивана Чаббак, ассистент покойного Роя Лондона, у которого Питт учился актерскому мастерству в течение шести лет. В первый день занятий будущий актер получил задание соблазнить девушку и так разошелся, что крыша едва не рухнула. – Нехватку техники он компенсировал изобретательностью, не боясь показаться смешным. Возможная неудача не обескураживает его, а наоборот, подхлестывает».

Когда Питт начал получать свои первые маленькие роли на телевидении, очень скоро стало ясно, что его обаяние может сыграть с ним злую шутку, и он вовремя это понял.

«Он делал все, чтобы выглядеть некрасивым, - вспоминает Роберт Марковиц, режиссер одного из его ранних фильмов «Слишком молодой, чтобы умереть» - телевизионной драмы, на которой Питт познакомился с Джульетт Льюис, с которой у него начался роман, продлившийся три года. – Джульетт мечтала стать звездой, Брэд же бредил игрой. Я не знаю другого актера, которому бы так не терпелось выплеснуть свои эмоции. Он был похож на олимпийского бегуна, который весь подобрался в ожидании выстрела стартового пистолета».

Питт невольно завоевал славу героя-любовника после фильма «Тельма и Луиза», где он снялся в весьма рискованной сцене с Джиной Дэвис. Сам актер не был от этого в восторге. Трудно стать вровень с Шоном Пенном, которым Питт восхищается, если журнал People объявляет тебя «самым сексуальным мужчиной на свете».

Бывает, что роли, которые кажутся выигрышными в сценарии, в готовом фильме оказываются дешевкой – вспомните Питта в фильме «Легенды осени» или «Интервью с вампиром». Хотя и в этих ролях у него были удачи. В «Легендах» он сумел передать сложную гамму чувств, обойдясь практически без слов. «В молчании есть своя ценность, - говорит он. – По-моему, наша культура страдает недержанием речи. Я люблю недосказанность, - он хватает сигарету и начинает расхаживать взад-вперед. – Как мой отец, который говорит только самое необходимое. Там, где другие извергают целый словесный поток, он бросает одно веское слово».

Роль Питта в фильме «Семь» режиссера Дэвида Финчера стала для него долгожданным прорывом – картина была прекрасно написана и снята. Разрушая свой образ «золотого мальчика», Питт сумел показать страх и дерзость, любовь и ярость - чувства, которые испытывал его герой. «Я никогда не видел его таким, - говорит оператор фильма Дариус Хонджи. – Его персонаж был в нем, как фотобумага в проявителе, и на свету вдруг проступали черты. Каждое эмоциональное проявление – предельная искренность».

Выражение его лица в кульминационном душераздирающем моменте, когда Питту показывают голову его беременной жены, надолго остается в памяти зрителей, пытающихся себе представить, что значит пережить такое. «Когда мы дошли до этой сцены, я подумал: «Пресвятая Богородица, как же мы его снимем?» - вспоминает Финчер, который был потрясен, когда Питт разрыдался. – Он не контролировал свои эмоции. Я все время думал: «Господи, нам надо остановиться! Нельзя же так мучить беднягу»».

«Я бы сыграл эту сцену еще раз, - говорит Питт. – Ради большей достоверности. Я тогда вспоминал фильм «С близкого расстояния» с Шоном Пенном, финальную сцену в суде. Ее смысл для меня – жизнь уже никогда не будет прежней. Это один из тех моментов, когда ничего нельзя вернуть, ничего нельзя изменить. Надо начинать с чистого листа».

На съемках «Семи» Питт встретил свою 22-летнию партнершу Гвинет Пэлтроу и влюбился. Вскоре их роман обрел статус голливудского мифа. Они, казалось, парили как два прекрасных небесных светила над шумной, погрязшей в дрязгах толпой. Пэлтроу публично заявила, что готова оставить карьеру и воспитывать детей. Когда Питт получил «Золотой глобус» за роль второго плана в фильме «Двенадцать обезьян», он благодарил со сцены «своего ангела, любовь всей его жизни».

«Он месяцами придумывал обручальное кольцо для Гвинет, - вспоминает сценарист фильма «Собственность дьявола» Роберт Марк Камен. – Он был по-настоящему влюблен, и, зная, насколько серьезно он относится к семейным ценностям, я не сомневался, что все состоится».

Спустя почти полвека после того, как Китай оккупировал Тибет, вынудив Далай-ламу и его последователей отправиться в изгнание, Голливуд наконец посвятил этой теме сразу два фильма – «Кундун» Мартина Скорезе и «Семь лет в Тибете» вышли на экраны с интервалом в несколько месяцев.

Съемки «Семи лет» планировались в индийской части Гималаев, но были перенесены в Анды – Индия под давлением китайского правительства отказалась разрешить съемки. Тогда сотни тибетцев отправились в Южную Америку. Для них этот фильм – возможность заявить на весь мир о жестокости китайского правления. Первоначально только «Кундун» был санкционирован Далай-ламой, но позже Его Святейшество благословил также и «Семь лет в Тибете».

Главная проблема с фильмом возникла уже после того, как съемки были закончены. В июне прошлого года немецкий журнал «Штерн» опубликовал доказательство того, что Харрер был членом СС. Есть также данные о том, что он стал нацистом еще в 1933 году, когда партия Гитлера была объявлена в Австрии вне закона. Дело не столько в том, что Харрер совершил как нацист (судя по всему, его участие в партии было незначительным), сколько в замалчивании этого факта в его знаменитой автобиографии и в отказе Харрера раскаяться.

«У него был шанс сказать всему миру: «Не забывайте, что мне уже 85 лет. Но дело серьезное, и я готов посмотреть правде в глаза.» Но он не воспользовался этим шансом, - говорит раввин Авраам Купер. – Он, конечно, не военный преступник, но он оказался несостоятельным как личность».

После того, как американская пресса подхватила это сенсационное разоблачение, создатели фильма были вынуждены думать о своей репутации не меньше, чем о завершении картины. Пришлось внести изменения в сценарий. Для Питта разобраться в своих чувствах по поводу того, что он сыграл роль человека, служившего в СС, оказалось куда сложнее. На вопрос, могло ли разоблачение повлиять на его решение играть или не играть эту роль, он отвечает так: «Я бы предпочел с самого начала знать правду. Все зависит от того, как были бы расставлены акценты. Естественно, когда тебе говорят: «Да, кстати. Харрер был нацистом», - твоя первая реакция – протест: «Спасибо, не надо. До свидания». Мне объяснили, что это будет фильм об искуплении, меня привлекло именно это».

Что касается Анно, то он заподозрил Харрера в связях с нацистами давно, когда ему попалась на глаза фотография – Харрер стоит с вещмешком, на котором можно разглядеть свастику. «После появления в «Штерне» этой статьи я позвонил Харреру, - вспоминает Анно, - и сказал ему: «Генрих, я хочу, чтоб вы знали. Брэд играет Вас как человека с нацистским прошлым». Словом, для меня вся эта шумиха в прессе не была новостью».

Анно утверждает, что для него этот фильм с самого начала был фильмом о моральном искуплении. Харреровское сомнительное прошлое придает ему еще более важный смысл. «Перед дублем я спрашивал Брэда: «Ну, где твой нацистский взгляд?» - вспоминает режиссер. В изложении Пита это звучит несколько иначе: «Жан-Жак однажды риторически спросил, а не был ли Харрер нацистом. Один раз было такое. Но «сыграй это так, будто ты нацист»? Нет. Я бы такое задание просто не понял».

Потом последовал нокаут. Через три месяца после возвращения Питта из Аргентины его официальный представитель сделал сообщение для прессы: его помолвка с Пэлтроу расторгнута. Это известие попало в 6-часовой выпуск новостей всех крупнейших телекомпаний, а также на обложку «Нью-Йорк пост». Недостатка в домыслах не было. Кто-то утверждал, что разрыв придуман для того, чтобы перед свадьбой направить всех, и прежде всего папарацци, по ложному следу. Другие разбалтывали сценарии, в которых Питт представал виновной стороной: в последний момент он испугался (по одной версии); у него роман с актрисой Клер Форлани (по другой).

Комментирует Питт: «Важно знать себя и знать, чего ты хочешь. – Это же касается и твоего партнера. Иначе отношения обречены».

Похоже, Питт не нуждается в защитниках: «Просто мы живем в реальном мире, и я взрослею. Жизнь – штука жестокая. Вы, наверное, смотрите на меня и думаете: вот еще один разочаровавшийся в жизни, но это не так. Темные полосы чередуются со светлыми, стоит человеку расслабиться, как он тут же получает по башке».

Все знают, как болезненно Питт относится к тому, что пишет о нем пресса: «Я всего лишь хочу правды. Не так уж много, да? Но правда не очень в ходу, зато сплетники выливают на тебя помои, а публика им верит. Дело в том, что рассказ о чьих-то страданиях всем гораздо интереснее, чем рассказ о чьем-то благополучии».

Питт потребовал через суд приостановления номера Playgirl с фотографиями, на которых он с Пэлтроу были сняты папарацци с помощью телескопического фотообъектива и которые успели появиться в европейском выпуске журнала и в Интернете, и выиграл дело. «Пора с этим покончить, - говорит он. – Когда мне говорят, что у знаменитостей нет права на частную жизнь, я не могу припомнить, чтобы в билле о правах было написано такое».

Самое неприятное, когда живешь в аквариуме, - самоизоляция. Слава повинна в этом лишь отчасти. «Как только вы начинаете зарабатывать большие деньги, между вами и миром вырастает стена. Вот чего я боюсь». Говорят, он уже отклонил несколько предложений сняться в боевиках за гонорар 25 миллионов. Он никогда не представлял себя богатым человеком: «То, что на меня обрушилось, можно назвать иронией судьбы, потому что я меньше всего был этим озабочен. Может, потому что мы никогда не голодали, и моя семья жила в достатке».

Эта тема, как и все прочие темы сегодняшнего вечера, возвращает его мысленно к больничной палате, в которой лежит его отец. «Все мои разговоры с отцом вертятся вокруг денег. Я отношусь к ним безответственно, тут он прав. Но если бы все люди были богатыми, чего я им искренне желаю, они бы поняли, что это ничего не меняет».

Тем временем Питту пора гримироваться для ночной съемки, после которой ему предстоит много километров за рулем для того, чтобы провести несколько часов у отцовской постели. Труднее, чем сейчас, ему еще никогда не было, но он не жалуется. «В какой-то момент я, наверное, мог впасть в депрессию, - говорит он. – Но я себе сказал – «нет». – «Это было бы слишком легко?» - «Вот именно. Слишком легко».