Ублюдки

Нелли Холмс, Стас Тыркин

GQ, сентябрь'2009

Квентин Тарантино – редкий режиссер, который любит актеров. Они отвечают ему взаимностью. То, что «Бесславные ублюдки» – каскад гениальных актерских работ, признают даже противники фильма. Накануне премьеры мы встретились с тремя участниками проекта. Нелли Холмс поймала в Лос-Анджелесе Брэда Питта. Ему Квентин отвел роль плохого лейтенанта – неотесанного янки Альдо Райне. Тем временем во французском городе Канны Стас Тыркин («КП») поговорил с Даниэлем Брюлем, сыгравшим хорошего немца – рядового Фридриха Цоллера, и Эли Ротом, которому досталась роль беспредельщика – сержанта Донни Доновица.

ПЛОХОЙ

Всеобщего восхищения Брэдом Питтом я не разделяю. Для меня он просто везучий парень, интересующийся архитектурой. В этом году кинокомпания Paramount делала все, чтобы Брэд получил «Оскар» за роль в «Загадочной истории Бенджамина Баттона». «Оскару» предшествует «Золотой глобус», за номинацию на который я, вместе с другими 80 журналистами, голосую. В этом году я лично почувствовала прессинг людей, имеющих непосредственное отношение к фильму. На частной вечеринке в доме продюсера Кэтлин Кеннеди я спрашиваю Брэда, о чем же все-таки фильм? Он отвечает, что восприятие зависит от личного опыта и так далее, и тому подобное. Я, вопреки всем правилам этикета, заявляю, что фильм мне не понравился.

Через несколько дней я встречаюсь с Питтом на предшествующей «Золотому глобусу» Universal Party. Благодарю за роскошный подарок в стиле «холодные вечера в Мурманске» (водка и черная икра). «Это была моя идея», – говорит Брэд, но развивать разговор не стремится. «Может, и к лучшему», – думаю я и начинаю обсуждать со стоящей рядом Анжелиной своих детей. И проект «Мастер и Маргарита». На следующий день на вечеринке Paramount в Chateau Marmont возвращаюсь к теме Маргариты. «Я же забыла рассказать про крем, превращающий Марго в ведьму!» Анжелина заинтригована и напоминает о том, чтобы ей прислали сценарий. Брэд в разговоре не участвует.

Полчаса спустя по дороге из Chateau в гостиницу Beverly Wilshire, где проходит вечеринка Miramax, я мычу: «Брэд Питт ну та-а-акой неталантливый! Что в нем нашла Анжелина?»

– Это ты напрасно, – говорит мне русский режиссер Кирилл Серебренников. – Он великолепно владеет темпоритмом. Я посылал своих студентов смотреть «Трою», чтобы они поучились у него мастерству. Я искренне надеюсь, что ошибаюсь в Питте. Спустя четыре месяца «Бесславные ублюдки» заставляют меня признать правоту Кирилла. И Питт все-таки находит время для диалога, а начинаем мы, само собой, с камня преткновения – образа Бенджамина Баттона.

GQ Ну что же вы в нем нашли?

БП Честно скажу, что фильм заставил меня по-настоящему задуматься над тем, как коротка жизнь. Я не знаю, сколько мне отпущено: один день или десять, десять лет или сорок. Я не могу знать, прошел ли я земную жизнь до половины или уже подошел к последней черте. И поэтому не хочу терять ни секунды на жалость к самому себе, на лень или тому подобные пустые чувства. И окружаю себя только любимыми людьми.

Один советский революционер написал: « Надо прожить жизнь так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

Именно так. У меня есть друг, который работает в больнице. Он рассказал мне как-то, что люди в последние минуты жизни говорят не об успехах-в-бизнесе-наградах-трофеях. Только о любви и упущенных возможностях...

Как продвигается ваш французский?

Мы учим его вместе с Анжелиной, и она все время меня обгоняет. Merci beaucoup – вот что у меня хорошо получается. А нашему семилетнему это ничего не стоит. Мне стыдно за себя, но сыном я очень горжусь.

Как вам на юге Франции?

Нам там очень хорошо живется. Мы наконец-то нашли место, где дети могут свободно играть, потому что французам нет до нас дела.

Ваш герой в «Бесславных ублюдках» смешно прикидывается итальянцем, не зная ни слова на этом языке.

Я точно такой же тупица. Очень жалею, что не изучал иностранный язык в школе. Я уважаю европейцев-полиглотов. К сожалению, в Америке мы мыслим другими категориями. Но я решил – до того как умру, выучу хоть один иностранный язык. Кто знает – возможно, русский.

Вам так понравились усы «Бесславного ублюдка», что вы и после съемок их носите?

Они мне идут – Квентин это знал. Я сомневался, а он твердил: «Точно пойдут, попробуй». Он вообще отличный. Настоящий фанатик, до религиозного исступления влюбленный в кино. На съемках мы все, и немцы, и французы, и я, реднек из Теннесси, чувствовали себя прихожанами церкви Тарантино. Он, оказывается, когда-то бросил школу и до сих пор продолжает образование посредством кино. У него потрясающая память – помнит разговор, который состоялся между нами 10 лет назад. Он даже помнит таблоидную заметку, напечатанную, когда мы стали встречаться с Робин Гивенс. Она только что рассталась с Майком Тайсоном. И в том таблоиде дали заголовок «Самый испуганный человек в Америке», а сопровождали его огромное фото озверевшего Тайсона и моя малюсенькая фотография.

Никогда бы не назвала вас реднеком. В какой части Америки растут Брэды Питты?

В Миссури, хотя, конечно, моя семья не похожа на типичных представителей Среднего Запада. Мы были деревенщиной из легенд про Джесси Джеймса и рассказов Марка Твена. Мой отец по натуре неразговорчив, но если что-то скажет, то всегда в точку. Мама – как клей, который держит всех вместе.

На днях в Арканзасе приняли закон, разрешающий носить оружие даже в церкви. В вашем штате тоже так?

В Миссури сын всегда наследует от отца оружие. Я им не очень интересуюсь, но стреляю неплохо. Квентину это дико понравилось, хотя он так и не дал мне толком пострелять в кадре.

ХОРОШИЙ

Актеров с заразительным положительным обаянием можно сосчитать на пальцах одной руки. Брюль – один из тех прирожденных «хороших парней», кому без труда удается транслировать свою положительность на экран. В эпопее Тарантино его персонаж – едва ли не единственный, кого не назовешь ублюдком. И это при том, что Фридрих Цоллер – идеальный фашистский солдат, готовая ролевая модель для соплеменников. Герой фронта и пропагандистского фильма «Гордость нации», снятого по прямому заказу Геббельса, он готов выполнить особо важное задание нацистской партии и стать суперзвездой.

GQ Как началось твое знакомство с Тарантино?

ДБ Квентин посмотрел фильм «Гудбай, Ленин», который ему понравился. А в 2004 году он возглавлял каннское жюри и видел в конкурсе еще одну картину с моим участием – «Воспитатели». Мы пересеклись тогда, но очень коротко. Потом он был в Германии и сказал в интервью какой-то газете, что ему, дескать, «нравится Даниэль» и он хотел бы когда-нибудь с ним работать. Читать такое, конечно, приятно, но особо в это не веришь. Однако два года спустя мне действительно позвонили, и вот мы уже встречаемся с Тарантино в Восточном Берлине в саду модного отеля «Кью». Я терпеть не могу проходить пробы и во время обеда заказал очень много белого вина с целью его напоить, чтобы он подписал контракт без всяких проб. Но в конце обеда услышал: «Все было прекрасно, но пробы тебе, дружище, все равно придется пройти»...

Пробы прошли неудачно: я выучил не ту сцену. Но когда Тарантино попросил сыграть один из кусков по-французски, а перевода не было, я предложил ему перевести сцену прямо с листа, чем потряс и Квентина, и его продюсеров, знающих только английский. Вместо французских слов, которых я не знал, я вставлял испанские: они, разумеется, не заметили (мама Даниэля – испанка, и родился он в Барселоне. – Прим. ред.). Тогда-то, я думаю, Квентин и решил отдать эту роль мне. Но поскольку в день проб и он, и я были с бодуна, контракт подписал позже, на трезвую голову. В общем, не лучшая это идея – спаивать режиссера...

О чем вы беседовали во время долгих застолий? Неужели исключительно о кино?

В основном да. Я очень хорошо подготовился: посмотрел большое количество военных немецких картин. Никогда больше не буду пытаться выглядеть умнее, чем я есть. Особенно в глазах Тарантино! Он видел как минимум на 5 миллионов фильмов больше, чем я. Когда я говорил ему о какой-то немецкой картине, он неизменно вспоминал еще несколько, о которых я и понятия не имел. Я потел, иногда прикидывался, что знаю, о чем он говорит, – особенно после второго бокала вина... Он рассказал, что роль Цоллера была написана под влиянием Оди Мерфи – реально существовавшего американского героя войны, впоследствии ставшего киноактером. Квентин порекомендовал мне посмотреть его фильмы. Это было интересно и поучительно: этот Оди Мерфи был такой солнечный мальчик, о котором никто бы никогда не подумал, что он герой войны (убил 240 немцев, был награжден высшими военными наградами США, Франции и Бельгии. – Прим. ред.). Во время съемок я узнал, что в Берлине есть бар под названием «Тарантино’c». Потрясное местечко, в нем все посвящено Квентину. Однажды мы отправились с ним туда. Никогда не забуду лиц барменов, когда они увидели живого Тарантино, переступившего порог их заведения.

Как твое поколение немцев относится ко Второй мировой? Это по-прежнему больная проблема?

Мы очень хорошо знаем, что случилось в нашей стране. Ее разделение и все остальные беды – лишь последствие. Я часто думаю о том, что, если бы не было Гитлера, я не снялся бы ни в одном своем фильме. С другой стороны, мое поколение – первое в послевоенной Германии, которое вновь обрело уверенность в себе. И мы не хотим, чтобы о немцах говорили только в приложении ко Второй мировой и Третьему рейху. Германия – интереснейшая страна, и масса всего выдающегося происходило у нас как до, так и после войны.

Ты служил в армии?

Нет. Среди моих друзей нет ни одного, кто бы служил. В сегодняшней Германии нормальные молодые парни вместо армии отдают год жизни социальной службе. Вот и я ухаживал за пожилыми, немощными людьми. В отличие от службы в армии, это действительно имеет смысл. Этот год – пожалуй, лучший в моей жизни. Я занимался тем, чем действительно стоит заниматься. Этот опыт навсегда изменил меня: я стал осознавать нужды людей, которых мы практически не видим на улицах города. Их очень много, таких людей – скрытых за кулисами своих квартир, одиноких, оставленных. Эта работа вдохновила меня на сценарий, который я пишу до сих пор. Это история любви очень пожилой женщины и очень молодого мужчины... Но когда я снимался в своем первом фильме о войне – он назывался «Веселого Рождества», – всех нас, актеров, вывезли в военный лагерь под Берлином. Помню, реальные солдаты над нами очень смеялись. Для них мы были педиками. Представляю себе, как мы выглядели, маршируя в ужасной военной форме времен Первой мировой войны! Действительно, обхохочешься!

ЗЛОЙ

На роль оглашенного еврейского мстителя Тарантино не смог бы найти никого лучше, чем своего протеже – постановщика «Хостела» Эли Рота. Накачанный детина с лохматыми бровями готов порвать любого, кто усомнится в гениальности его друга и учителя. Заткнуть рот Роту не было никакой возможности: его глаза наливались кровью («Для человека, спавшего шесть часов за три дня, я чувствую себя прекрасно»), а с уст то и дело слетало междометие fuck.

GQ Что тебе труднее дается – снимать кино или стоять перед камерой?

ЭР Когда я как режиссер снимаю сцену убийства, то испытываю большое творческое удовлетворение. В ужастиках эти сцены крайне важны, ведь именно за них платят зрители, – значит, убийства должны быть выполнены просто великолепно! И вот, когда ты снимаешь, как выковыривают глаза, и это получается очень натуралистично, или рубят пальцы и кровь летит в правильном направлении, когда народ на площадке блюет от придуманной тобой сцены – что может быть лучше этого?!

А вот когда приходится самому играть в сцене смерти, тут уже не до смеха. Роль в «Бесславных ублюдках» затронула мои личные переживания. Ведь я еврейский парень из Бостона, мои дедушки-бабушки приехали из Киева, Польши и Австрии. А те, что своевременно не выбрались из Европы, были убиты во время холокоста. Меня так воспитали, что я очень много обо всем этом думал, читал, знал. Вот почему на съемках я чувствовал себя еврейским воителем с бейсбольной битой в руках, мстящим за всех тех, кто уже не может этого сделать. В конце съемочного дня, когда довольный Квентин отпускал всех по домам, я был психически опустошен, раздавлен, ведь мне приходилось вытаскивать из себя подлинные эмоции и по-настоящему переживать. Мне потребовались недели, чтобы выйти из этого состояния! Полегчало лишь после сцены, в которой я мочу фашистов битой. А потом я переключился на съемки «Гордости нации» (фильм в фильме, который Роту доверил снять Тарантино. – Прим. ред.).

Снимать пропагандистское нацистское кино было легче?

Намного. Я освобождался от всего, что меня точило, ведь мы выставляли напоказ абсурдность нацизма, его манеру бесконечно возвеличивать самое себя! Я требовал побольше свастик в кадре, и часть меня содрогалась от того, что я говорю. Только Квентин может заставить еврея снимать нацистскую пропаганду!

Кого-то, наверное, может оскорбить подход Тарантино к жанру военного фильма.

Ты шутишь? Это миф, что все фильмы о войне должны быть святее папы римского, должны быть нарочито трогательными, обязательно черно-белыми и давить на эмоции при помощи непременной игры на скрипке за кадром. Я не издеваюсь над «Списком Шиндлера», мне очень нравится этот фильм. Но как насчет того, что, мать вашу, в Голливуде не было ни одного фильма про войну, в котором немцы говорили бы по-немецки? Вот что оскорбительно! Эти фильмы хотят сказать мне, еврею, у которого на войне погибли родственники, мать их, что у фашистов было превосходное английское произношение?! И я должен воспринимать все это серьезно только потому, что там гребаная скрипочка за кадром и шуток никто не шутит? Фак ю! Квентин – единственный, кто, мать его, уважает публику настолько, чтобы доверять ей. Вы умны, – говорит он ей. – Вы умеете читать, вы способны осилить субтитры, и поэтому немцы у меня будут говорить по-немецки, французы по-французски, итальянцы – по-итальянски, а американцы, притворяющиеся итальянцами, будут говорить по-итальянски с жутким акцентом. Ни один режиссер в этом сраном мире за всю историю кино такого еще не сделал. И лично для меня это оскорбительно, мать твою. Тарантино такой замечательный художник, потому что у него есть яйца. Хотел бы я, чтобы у всех были такие яйца, как у него.

О чем для тебя этот фильм?

О фантазиях, свойственных людям. Многие из нас хотели бы оказаться в прошлом и пожертвовать собой, чтобы покончить с ужасами фашизма. Многие мечтали бы оказаться в самолетах 11 сентября и расправиться с их угонщиками. Этот фильм удовлетворяет это чувство. Я сказал Квентину, что хотел бы выстрелить в голову Гитлеру. Уж я бы, мать его, разнес ему башку на куски! А потом бы взорвал его на хрен. Я бы, будь уверен, убедился в том, что он сдох. И все, войне бы пришел пиздец. Тиль Швайгер тоже был бы рад присоединиться ко мне, как и все немцы. Мы, американские евреи, выросли на рассказах о фашистской Германии, но сейчас я всем своим соплеменникам советую: отправляйтесь в Берлин, вы увидите, насколько там все изменилось. Удивительно, но современные немцы так же сильно переживают холокост, так же сильно мечтают убить Гитлера, как и мы, евреи. Когда мне нужно было убивать фашистов, актеры-немцы тоже этому радовались: «Сегодня мы будем мочить этих мазофакеров!» Все хотели убить Геббельса – и сделать его смерть максимально мучительной. Смысл в этом такой: давайте вместе убьем этих уродов, сбросим тяжесть с души и двинемся дальше, не забывая учиться у прошлого и оставаться настороже, чтобы это не повторилось снова. Вот о чем наше кино. И вот почему люди чувствуют глубокое удовлетворение от просмотра.